YANA DJINLETTERS FROM AMERICA ПИЬМА ИЗ АМЕРИКИ |
Один из своих
рассказов Исаак Бабель начал с того, что, если, мол, тебе двадцать лет,
живешь ты в Тифлисе, и никто тебя не любит, - это называется
несчастьем. Такое именно несчастье, однажды и постигло, дескать, его.
Хотя большинство людей, смею предположить, отнюдь не столь
чувствительны, как Бабель, и хотя многим из них давно перевалило за
двадцать, трудно не согласиться, что не любить или не быть любимым(ой)
- пусть и не несчастье, то, по крайней мере, - весьма безотрадный
вариант существования. Весна приносит с собой тревогу. Нечто почти невыносимое. Все вокруг тебя цветет и поет, все рождается заново, но самой тебе - если уж ты не из числа везунчиков - приходится жить в прежней скорлупе, которая по ходу минувшей зимы стала еще толще и черствее. Прогуливаешься себе, скажем, солнечным утром - и внезапно тебя пронзает мысль, что между тобой и цветением вишни или фиалок нет, увы, ничего общего. Ты истрачена, как ноябрьский вечер. Больше того: сознаешь, что ни Тифлис, ни какой-либо иной город на свете не способен уже ничто изменить. Единственное, что могло бы тебя растрясти от спячки, заключено в том неопределяемом состоянии духа, на которое мы и ссылаемся в затертом до дыр слове "любовь". К сведению читателя, под местоимением "ты" имеется в виду двое из каждых троих обитателей планеты. То огромное большинство, которое, согласно всякого рода опросам и статистике, влачит существование, "очищенное" от любви. По этой же статистике, четверть населения Земли признается либо в том, что лжет, рассуждая о любви, либо же в том, что не утруждает себя рассуждениями о ней. Весна, как писал поэт, - жестокосердая пора. С ее наступлением чуть ли не каждая газетенка и каждый журнальчик пускается в советы касательно того где и как следует ее, любовь, выискивать. Как правило, советы эти... ну, неумные. Порой даже опасные. По крайней мере, - те из советов, которые выдаются народу в моей стране, в Америке. Если, скажем, последовать одному из них и, нарядившись в сетчатые чулки да в полупрозрачное платьице, продефилировать по аэровокзальному холлу с бокалом мартини в руке на отлете, скользя при этом глазами - в поиске предмета воздыхания - по лицам пассажиров, то эта акция может быть расценена полициейским либо как свидетельство психической неадекватности тоскующей по любви гражданки, либо же как нарушение закона о недозволенности распития алкогольных напитков в общественных местах. Тем не менее популярные журнальчики подобные советы как раз и выдают зачастую читателям, обремененным поиском "второй половины". Согласно статистике, подтверждаемой взглядами на дефилирующую мимо толпу, вышеописанная акция рано или поздно завершается нахождением "искомой" половинки, но, увы, трудность заключается в том, что искавшие отнюдь не уверены, будто найденные им половинки хоть в чем-нибудь лучше них. Смею даже утверждать кое-что и о самом читателе этих строк: дефилирующие мимо него парочки никак не внушают и ему уверенности в том, будто спарила эти парочки... именно любовь. Как правило, их спаривает всего лишь страх перед одиночеством. По признанию же большинства самих "спаренных" граждан и гражданок, "спаренность" - результат компромисса. Согласия на нечто такое, лучше чего найти не удалось. Я бы добавила, что "романтическая любовь" разделила плачевную судьбу призраков нынешнего мира: народ перестал в эти призраки верить - и посему они перестали народу являться. Соответственно, тот же народ перестал, скажем, и читать классические книжки, где "романтическая любовь" и ославлена. Правда, время от времени Голливуд умудряется-таки сварганить ленту, в которой любовь выглядит как явление более сложное, нежели удобственный "союз сердец", или в которой словом "любовь" определяют не только, скажем, прогулки со скрещенными ладонями или стремление к политически корректному браку. Что же, стало быть, произошло? Отчего вдруг этот мир, в котором мы живем, "освободился" от призраков традиционно страстной, "кинематографической", любви? Точнее, - о чем это свидетельствует, о том ли, что мы стали лучше, или, напротив, что стали хуже? Боюсь, не произошло ни того, ни другого: мы всего лишь стали столь покорны нашему же логическому мышлению, что в насущном, всесторонне выверенном, существовании не оставили места для любви, которая, как правило, насылает... конфуз на души. Мы стали столь практичны, что малейшее неудобство вынуждает нас "переосмысливать" или "реструктурировать" наше отношение к людям, которых мы якобы любим. Эти два слова - "переосмысливать" и "реструктурировать" - заимствованы мной из того гнусного словаря нынешнего мира, который зиждится на всесильной поп-психологии, на том заведомо лживом принципе, будто человек обладает неотъемлемым правом испытывать безостановочное счастье. Любовь посему тоже обернулась этаким тривиальным, "заутюженным" фактором каждодневного существования, то бишь неостановимого марша по стезе строительства счастья. Она перестала быть захлестывающим нас и господствующим над нами ощущением, нарушающим ритм бытия. Она лишилась "способности" оборачиваться отчаянием, некогда испытанным Овидием, или приносить страдания, пережитые Стендалем. Теперь уже любовь - это вещь из разряда тех, которые существуют во имя обеспечения нам максимального удобства. Подобно кондиционеру, без коего лето связано с температурными неудобствами, любовь стала "предметом", обеспечивающим ладонь для держания во время прогулок в весенние вечера. Ежели, впрочем, обладатель удерживаемой ладони доставляет нам хоть какое-нибудь неудобство, то мы, верные сыны и дочери взрастившего нас мира, отвергаем эту "любовь" и пускаемся в поиски более "адекватной". Как это ни парадоксально, в нашем повальном бегстве от одиночества, мы столь основательно эмансипировали себя от всего именовавшегося прежде "страстной любовью", что обрекли себя на одиночество куда более мучительное. Мы, например, боимся совершить малейшую ошибку, после которой "возлюбленные" "уронят нас, как горячую картошку". Нынешние кавалеры и барышни не расположены к тому, чтобы прощать партнеров по "любви", и остерегаются тех, кто во имя нее рискуют всем остальным. Нынешние кавалеры и барышни рыщут в поисках запрограммированных роботов, "конструированных" не для того, чтобы любить, а для того, чтобы "входить в благонадежные взаимоотношения, при коих каждая из сторон себя полностью реализует"... Да, - это отвращает! И да, - возмущает! Особенно - на фоне цветения тюльпанов и лилий! Причем, отвращает и возмущает даже в том случае, если тебе не двадцать лет и вместо Тифлиса ты бредешь по улицам Вашингтона! И да, - это почти столь же омерзительно, сколь омерзительным показался мне недавно услышанный мною совет телевизионного терапевта: "...Лимитируйте ваши ожидания, дамы и господа! Не забывайте, что ваш партнер - самостоятельная личность, в жизни которой вы занимаете всего лишь определенное место... И не забывайте еще напоминать этой личности, что и вы сами представляете собой самостоятельную, ни от кого не зависимую личность!" Что же все-таки "терапевт" пытался мне внушить? Дескать, ни на кого не расчитывай. Дескать, не надейся на многое. Дескать, умерь гордыню. Но еще, дескать, не умаляй себя такою любовью к кому бы то ни было, которая, не приведи Господь, оказалась бы большей по сравнению с любовью к самой себе. Я, однако, хотела бы выдать всем на свете "терапевтам" и "пациентам" иной совет: Весенним вечером, да, возьмитесь за какую-нибудь теплую ладонь и прогуливайтесь взад-вперед по улице, парку или чему-нибудь еще, ежели вам так уж невмоготу прогуливаться в одиночестве, - что, кстати, было невмоготу делать в райском саду тому же Адаму. Но ежели вдруг во время подобной прогулки, а также до или после нее, то есть по ходу шествия по жизни, вы вдруг набрели на человека, одно присутствие коего достаточно для воникновения страсти или страдания, - не мешкайте: "уроните, как горячую картошку", партнера и бегите, срывая ноги, за призраком любви. |