YANA DJIN

ЯНА ДЖИН


LETTERS FROM AMERICA

ПИЬМА ИЗ АМЕРИКИ

яна джин

Один День Из Жизнь

(One Day In The Life)
Moscow News

Что может быть скверней того, чтобы - насилу проснувшись - тащиться на службу, к которой испытываешь чувство... безразличия? Причем, - не интенсивного, а заигрывающего с... неприязнью? Поставим вопрос иначе: что может быть скверней того, чтобы, проснувшись под голос радиодиктора, выбраться из постели и потащиться на службу, к которой совершенно определенно испытываешь неприязнь?
              По-утреннему бодряческий голос дежурного диктора врывается в твой сон ровно в семь часов и оповещает тебя, что температура на дворе по-прежнему низкая, а уровень преступности в городе по-прежнему же ползет вверх. Унывать, впрочем, сегодня, мол, незачем, ибо вся Америка готовится к торжественному приветствию на родной земле своих новых двадцати четырех героев! Теперь уж ты не сомневаешься, что разбудивший тебя голос принадлежит бодряку из числа монументальных идиотов, ибо под "героями" он имеет в виду экипаж американского самолета-шпиона, который - в результате стычки с одним-единственным китайским летчиком-истребителем - оказался вынужден спасаться на... китайской территории. Несмотря на ранний час, ты не усматриваешь в том никакого героизма, хотя, благодаря именно тому же раннему часу, отказываешься искивать "логику" в этом новейшем всеамериканском торжестве. Единственное, на что ты способен теперь себя подбить, - это хлопок (=клик) по кнопке (=пуговке) радиобудильника, предназначенной для затыкания рта любому диктору.
             Потом ты затягиваешься по-утреннему горькой сигаретой и, продолжая жмуриться, давишь другую кнопку-пуговку, - включаешь телевизор послушать информацию о трафике, чтобы прикинуть спросонок каким именно маршрутом доставить себя быстро к месту презренной службы. На экране возникает надменная женская физиономия, расцвеченная всеми теми красками, которых нынешним унылым утром природе добыть не удалось. Исходя пурпурным свечением, она безудержно лыбится, повествуя тебе праздничным фальцетом о теперь уже неотвратимом возвращении упомянутых героев. Ты бросаешься к другому каналу. Увы, - та же самая сцена и тот же текст: все 24 "наших парня держались героически"; все - как один, и все же, как один, прилетают сегодня домой! Единственное, что отличает эту дикторшу от предыдущей, - цвет краски на волосах и помады на губах. Давишь другую кнопку. Теперь уже - ту, которая "отвечает" за общественный телеканал, PBS. Некоммерческий. Лицо теперь на экране, слишком - наоборот - кислое. Не просто - как кислый огурец, но как такой кислый огурец, который знает, что сейчас его будут резать и жрать. Дама умоляет зрителей послать каналу деньги, чтобы канал и впредь мог играть музыку... Моцарта. Давишь еще раз. Теперь на экране - проповедница. Из тех, кого тут называют "евангелистами", "благоустами". Голос у нее напоминает щебет безнадежно больного соловья. Проповедница нервничает, о чем догадываешься по исключительно частому хлопанью ее ресниц, которые, впрочем, всякий раз слипаются. Прислушавшись, понимаешь, что идет горячая дискуссия на спорную тему: какую из поз, которые принимают молящиеся Господу американцы, следует считать наиболее распространенной? Дискуссия вызывает у тебя интерес равный твоему торжеству по случаю возвращения "отважных" воздушных шпионов. Еще клик по кнопке. Потом еще и еще. Никто нигде о трафике и не заикается.
            На часах уже половина девятого. Официально - ты на работу уже опоздала. Какой бы ни избрала маршрут. Эта новость подбивает тебя на вторую сигарету. Тем не менее остервенело продолжаешь рыскать по каналам. Ведущая программы "Доброе утро, Америка!" расспрашивает о чем-то ее, Америки, президента. Точнее, - не столько даже расспрашивает, сколько присоединяется к поздравлениям по случаю быстрого возвращения из Китая ее, Америки, новых героев. Буш тоже, конечно, волнуется. Совладав с чувствами, однако, он умудряется все-таки  заглянуть в клочок бумажки в кулаке и произнести во всеуслышание, что, дескать, спасибо. Вам спасибо. И всем. Я тоже. Тоже я горжусь. Особенно сегодня. Что я тоже. Американец. Особенно сегодня.
             Давишь кнопку еще раз. Особенно сильно! PBS продолжает клянчить деньги, но теперь уже мольбу о чеках сопровождает музыка... Баха. На соседнем канале допытывают какую-то американку итальянского происхождения. Члена учрежденной ею организации, в которую записались пока только двое. Организация называется "Итальянские американцы за свободу от предрассудков!" Вкупе с мужем ирландского происхождения, которого она принудила вступить в организацию, "итальянка" подала, оказывается, в суд на авторов "Сопранос", единственного в стране телесериала, от которого пока еще не тошнит. Недовольство правозащитницы вызвало то обстоятельство, что герои сериала - итальянцы, то бишь мафиози, вовлеченные в убийства и отмывание денег. Допытывающий ее журналист пытается посочувствовать не только правозащитнице, но и героям. В частности, ссылается на главного из них, который после каждого злодеяния... навещает психиатра. Правозащитница, конечно, не унимается: "У нас в Америке уйма граждан итальянского происхождения, которые не мафиози и которые честно зарабатывают на хлеб и занимаются исключительно добрыми деяниями..." Тебе, тоже конечно, хочется крикнуть ей: "Заткнись, дура! И займись делом! Убей и ты кого-нибудь, - лишь бы заткнулась!"
             Еще клик по кнопке. И еще. Сообщений о трафике нету. Впрочем, ты уж из-за этого не переживаешь. На часах - десять. Пора принимать "вынужденное" решение. Пора послать сегодня работу на фиг и проваляться в постели, не противясь утренним шоу. На помосте - рядом с ведущим - восседает когорта непомерно жирных дам с могучими оголенными плечами, "прикрытыми" лишь узкими - усыпанными блестками - бретельками. "Плечиками". В ответ негодующей аудитории дамы вопят в один могучий же отвратительный голос, что нет, нет и тысячу раз нет: никто из них не стыдится собственного туловища; напротив - да, да и тысячу раз да: каждая из них этим туловищем гордится! Столь же решительно у тебя пропадает всякий аппетит позавтракать. Вместо завтрака - еще одна сигарета. И прыжок на другой канал. "А ты уверена, что мама хотела у тебя отбить любовника? Что ж, если ты так уверена, то..." Возвращаешься к PBS. Попрошайничество продолжается. Тебя охватывает неудержимое желание крикнуть супругам Гринбергам, что 10-долларовый чек, который - в ущерб своей пенсии - они согласились-таки выслать каналу, не спасет его от конкуренции с тем, на котором матери отбивают у дочерей любовников, а все они вместе - мамаши, доченьки, любовнички и т.д. - составляют неостановимую и неисчислимую рать, которую чернокожие именуют порою "белокожим мусором". Тем паче, если мамаша и доченька прямо на экране бросаются друг на друга с кулаками ради ублюдочного вида подростка-любовничка с давно выбитыми кем-то зубами. Ведь это - неприкрашенная жизнь! Настоящая любовь! Ради коей, как известно... И о коей, как тоже известно, повествуют все около-полуденные мыльные теле-оперы. Ради коих, в свою очередь, ради "нормально-человеческого", согревающего душу, ты категорически пренебрегаешь шокирующей передачей о нейрохирургах-транссексуалах, вступающих в недвусмысленные отношения с мозговыми полушариями пациентов. Беда, однако, в том, что даже если аналогичные полушария у тебя основательно разжижены, внимание к теле-операм не может длится дольше, чем молния на небе. Почему-то герои и героини, так сильно смахивающие одновременно друг на друга и на слащавых кукол Кена и Барби, не вызывают у тебя уже никакого интереса. И ты продолжаешь кликать по пуговкам твоего пульта, пока ритмичная размеренность этих действий не возвращает тебя ко сну.
            Ото сна в действительность же возвращает тебя опять же маниакально энергичный голос. Принадлежащий, правда, иному диктору, он сообщает, что пришло время для "Вечерних Новостей Со Всего Мира". Ведущий смотрится молодцом и на устах его играет улыбка мужа, единолично ответственного за все события, которые он начинает излагать. Ты ему этого, разумеется, не позволяешь - и прежде, чем он успеет помянуть "китайских" героев, предательски сбегаешь на "кулинарный" канал. Тебя охватывает умировторение. Шеф-француз демонстрирует тайны изготовления блюда с непроизносимым для тебя названием. Ты следишь за его движениями ровно столько времени, сколько длится выпуск новостей - и потом возвращаешься к "неприкрашенным", "реалистическим" программам. Программам о "жизни в прямом эфире". Увы, первая тебе явно не нравится, ибо громоздкое пузо у полицейского, всамделишно погнавшегося за мальчишкой с марихуаной, чересчур уж "реалистично" и трясется на весь эфир. Не беда: переключаешься на другую, в которой фотогенически эффектные персонажи неопределенного пола шмыгают по необитаемому острову, укрываясь от дикого кабана, одержимого стремлением отобедать сегодня "героями" без выяснения их половой принадлежности. "Герои" - все, как один, преданные идее слияния с природой - не очень, впрочем, и возражают. Тем не менее эта погоня - равно, как и все остальные на всех остальных каналах - продолжается до глубокой ночи. Шанс на спасение - фифти-фифти. У тебя, в свою очередь, в твоей погоне за чем-нибудь истинно эскапистским на любом из "приличных" каналах, шанс куда ниже.
            Остается одно, последнее - довольствоваться "остро-драматическим" сообществом взрослых, которое именуется не иначе как... рельность. И если, скажем, потом еще останется желание отвлечься от нее, от жизни, то тащись утром на службу. Где - подобно всем туда притащившимся - ты будешь делать вид, будто работаешь. А работодатели - подобно всем работодателям во все времена - не преминут сделать вид, будто они тебе платят.
 

           

to the main page
к главной странице

to the content of essays page
к списку эссэ


Hosted by uCoz