YANA DJINЯНА ДЖИНLETTERS FROM AMERICA ПИСЬМА ИЗ АМЕРИКИ |
|
Ешё в Талмуде говорилось о том, что сорок дней сплошного счастья
утомляют душу. Нынешняя Америка этого, похоже, не признаёт. Более того,
американцы вот-вот внесут в Билль о Правах слова, «пропущенные» по тому
извечному недомыслию, которое обусловлено временем: слова о праве на
безостановочное счастье. О неприкасаемом праве всякого гражданина,
кто... может позволить себе приобретение средства, такое счастье
форсирующего. Средство это, впрочем, грозит изменить лик сего общества
столь радикально, что вызывает у некоторых искреннюю озабоченность.
Лет через тридцать, не исключено, прибывшему в Штаты туристу предстанет странное зрелище. У каждого второго или третьего американца что-нибудь безостановочно подрагивает и передергивается: либо лицевые мускулы, либо вся голова, либо верхние и нижние конечности, либо же всё это вместе плюс всё остальное. Причём, передергивающихся мира сего будет постоянно заклинивать на каком-нибудь гнусном «кадре» – на выпавшем изо рта языке или столь же отвратной гримасе блаженства, на немыслимом разлёте рук и ног или, наоборот, на той составной позе, которой «славится» паркинсоновский тик. Опять же: в отдельных случаях туристу удастся зафиксировать взглядом все эти и прочие позиции в их устрашающем единстве. Как бы, впрочем, подобные сцены его ни шокировали, ему следует помнить, что подозрение в массовом побеге пациентов из всех психбольниц Нового Света действительности не соответствует. Не будет соответствовать правде и догадка, будто душа Иоанна Крестителя претерпела вдруг многотиражное воплощение в телеса американцев. Напрасно поэтому было бы и надеяться, что столь странное поведение оных - это прелюдия к оглашению каких-нибудь откровений. Нет, все эти жесты обусловлены отнюдь не духовным началом, не артистическими импульсами. Ответ кроется в химии и звучит кратко: Prozac. Слово «prozac» успело стать в Америке столь же прозаически обыденным, как “hot-dog” или “aspirin”. Несмотря на предостережения многих врачей о таком незавидном побочном эффекте препарата, как «дебилизирующее воздействие» на пациента, Управление по надзору над продовольствием и лекарствами (FDA), канонизирующее или запрещающее, скажем, новую приправу или медицинскую пилюлю, объявило prozac любимым детищем и усердно советует врачам прописывать его в щедрых дозировках. Почему? Да потому, что он «гарантирует» счастье, ответствует FDA и кивает в сторону prozac-ических «счастливцев» с такими же прозрачными зрачками, как вода в недвижном озере Рица. Подобных «везунчиков» в Америке миллионы – треть населения, и этого полку, в отличие от воды в том же озере, быстро прибывает. Будь наивней, я, наверное, посоветовала бы «счастливцам» прислушиваться не к заправилам FDA, а к тем, кому сама доверяю больше: поэтам и мудрецам. Поскольку же, увы, этой публике американцы «уха одолживать» не привыкли, я продолжу мысль на языке конкретного «происшестия», единственно популярном из языков Нового Света. Один мой знакомый (назову его Джон) совершил нередкий среди людей поступок – «упал в любовь». Влюбился. В отличие от большинства людей, ему, однако, на любовь не ответили. «Хуже» того: состояние влюбленности продлилось у него на чрезмерно долгие по нынешним стандартам годы – семь лет. На протяжении этого срока он писал возлюбленной письма и стихи, посылал цветы и имейлы, плюс, разумеется, часто вздыхал. Если предмету его воздыханий и не хватало художественного вкуса для адекватной оценки рифмованных посланий, то знаний приёмов юридической обороны ей было не занимать. Иными словами, найдя его «домогательства» обременительными, она добилась того, что окружной суд всучил Джону специфическое для американского законодательства постановление с требованием обходить истицу стороной. Проще говоря - забыть если не о любви, то, по крайней мере, о любимой. Требованию Джон не поддался – и теперь уже на него рассерчали его собственные предки, с благословления которых судья вынес новое постановление: подвергнуть Джона насильственному психобследованию. Выслушав историю о неуходящей романтической тяге, врач диагностировал её как синдром навязчивых ощущений и прописал «пациенту» 50 мг. Prozac-а в день – достаточная, по его мнению, доза для преодоления «болезни». Последнее слово я заключаю в кавычки просто потому, что искренне Джону завидовала из-за верности не столько предмету любви, сколько самому чувству. Сам он, между тем, располагал небогатым выбором: «сесть» либо на таблетки, либо на нары. К несчастью, он предпочёл первое: когда я встретила его через год, он уже был «счастливцем», то есть ко всему на свете относился одинаково хорошо. «Я счастлив! – твердил он мне. – И люблю... абсолютно всех!» Ещё через пару месяцев родители Джона, исправнейшие богомольцы, поместили его в психбольницу как раз потому, что сын действительно любил теперь всех и вся, - не только женщин и мужчин, но и тех, кто (благодаря хирургам) воплощали в себе оба пола и представляли третий. В больнице Джону наращивали дозу лекарства до тех пор, пока, к радости предков, его не залечили вконец: он благополучно обрел импотенцию, – ещё один из побочных эффектов препарата. Ради чего же, спрашивается, FDA так пристрастился к prozac-у? Как раз ради побочных эффектов. Благодаря prozac-у здоровый человек со всеми присущими ему горестями и радостями способен вогнать собственный разум в беспробудный сон. И это... хорошо, ибо разум бодрствующий, то есть навевающий то неподдельный восторг, а то неподдельный же гнев, - вещь для этого общества опасная. Степень её опасности измеряется рвением, с которым Америка тщится превратить людей в роботы, - не различимые меж собой и всеядные; не различающие; в рабов. Тем паче, что ей не привыкать к бизнесу умножения оных. В отличие от прежних рабов, нынешние, однако, не распевают блюзы: их выделяет иной признак, - тик лицевых мускулов. К тому же нынешние рабы – это не чернокожие, а белые воротнички, у которых и водятся деньги на prozac. Скученные в середине социальной пирамиды, они одержимы страхом сорваться в бездну, которая, впрочем, сама настигает их. И вот в уже ином страхе – за порядок на пирамиде - радетельные командиры FDA лезут из кожи, чтобы белые воротники казались их носителям не тем, чем являются, не ошейниками, а наградными лентами счастья. Для обретения коего, как наставлял Твен, «достаточно двух качеств – самоуверенности и невежества» (Марк Твен). Особенно эффективно prozac «углубляет» невежество. Он заражает «пациента» всеприятием, апатией, т.е. по сути дела приверженностью к статус-кво и, главное, безразличием к собственной судьбе, на которую ему невдомёк уже и роптать, ибо этот «чудо-препарат» выталкивает его в самый «восхитительный» из вояжей - прочь от самого себя. Необеспокоенность своим существованием перерастает у «больных» в удовлетворённость им и в почитание учреждённого прейскуранта социальных поз, ни одну из коих не сработать без такой же прилаженности к обществу, какой требует от винтика болт. Примерный семьянин в белом воротничке – так сегодня выглядит кит, которому Америка обязана тем, что держится на плаву. Поэтому она охотно скармливает ему prozac и запрещает марихуану, не поощряя его, кстати, и к потреблению коньяка, ибо движения наконьяченного кита непредсказуемы. Такова логическая предыстория войны, объявленной наркотикам и алкоголю не только правительством, но и корпорациями. Последних тоже, разумеется, давно тревожил факт, что реальность подмывает каждого работника спасаться от неё бегством, направление которого тоже не легко предвидеть. Теперь уже потенциального беглеца удерживают у конвейера «пилюльками счастья». Что же касается порчи, грозящей нынешней армии работников лет через тридцать, она как раз командиров FDA не волнует, поскольку к тому сроку рекруты постареют – и надо будет «заботиться» об их потомках. Если, правда, зараженные «безостановочным счастьем» сумеют их произвести. Кому как, но мне лично существование представляется далеко не весёлой «ездой в незнаемое». Однополчан моих по армии грусти я посему призываю брать пример с меня: в тяжелую минуту потянуться за рюмкой коньяка и повторить вслед за Вуди Аленом, что «жизнь предлагает небогатый выбор между тем, что отвратно, и тем, что ничтожно, а посему главное – не ошибиться». |
